Ужалтеся, для Бога, над отчизною сполною! Уважте кондицію ее инакшую нижъ иншихъ королевствъ, въ которыхъ огонь внутрней войны и до того часу не есть угашеный. Тамъ мѣста, тамъ замки, тамъ тверди оборонные густо седятъ; зачимъ недивъ, же долго ся собѣ опирали и опираютъ. У насъ гдѣ бы ся той поломень (которого, Боже, уховай!) появилъ, прудко бы вси того широкого панства мазанки попепелѣли! Тамъ, Турокъ — одлеглый, о Татарахъ — ледво слыхати! А мы ихъ тутъ тужъ при боку маемъ; и хотя въ згодѣ мешкаючы, отъ нихъ въ небеспеченствѣ уставичномъ; а ктому и зъ иншихъ сторонъ покоемъ, пріязнію и примирыемъ — не до конца убезпечени естесмо“.
„СПРАВА ОТЦА НИКИФОРА, великого притосинкгела патріаршого трону Константинопольского, которая ся точила на соймѣ вальномъ Варшавскомъ, въ року 1597, Марта 11 дня, съ ихъ милостями паны канцлерами коруннымъ и Литовскимъ, и съ великимъ логофетомъ земли Волоскоѣ, за поводомъ духовныхъ Римскихъ, а найболѣй апостатовъ Рускихъ“.
Напродъ, задали ему то, бы мѣлъ быти шпекгомъ цесаря Турецкого, якобы будучи тутъ зъ панствахъ нашихъ, листы посылалъ черезъ якогось Волошина до Турка; и хотячи его за такого удать, колько недѣль старалися, якъ бы его приватнѣ, передъ однымъ маршалкомъ судить могли; але того боронилъ его милость яснѣосвѣцоный княжа, панъ воевода Кіевскій съ другими сенаторами, и домовилися того, же тая справа не покутнѣ, але предъ королемъ и всимъ сенатомъ отправована была. А тогды первшого дня, предъ королемъ и всимъ сенатомъ инстикгаторъ короля его милости жалобу на него положилъ, мовячи, же той есть шпекгъ и до Турецкого цесаря листы пишетъ и черезъ слуги княжескіе высылаетъ, хотячи тымъ нѣяко королю его милости шкалевать, и показуючи копію листовъ; по Польску написаны и читаны были, а орыкгиналовъ самыхъ Грецкихъ листовъ не пробовано. Которые копѣи чотырехъ листовъ, яко они читали, то въ собѣ мають:
„Я Пафнутей калугеръ пишу до сестры своее, ознаимуючи, же есьмо тутъ пріѣхали до Полски, межи драпежные волки, то есть, межи псы Ляхи, которые примушаютъ нашихъ хрестіянъ на свою папезскую вѣру, и бьются межи собою; же ихъ около двадцати тысечей полегло (а то розумѣлъ, же о вѣру была зъ Наливайскомъ битва): про тожъ ѣду теперешнего часу до Москвы, и оттамъ туль воротившися, маю волю ѣхать до Святоѣ Горы, и тамъ хочу живота своего докончить“. А другое писанье въ тые жъ слова тотъ же чернецъ писал до матки своей, и третее также до попа, а четвертое до чернца одного писалъ, просячи ихъ о долгъ, абы ся не гнѣвали, и обѣцуючи имъ платить, кгды ся зъ Москвы вернетъ. Есть тежъ и то на одной терминѣ приписано: „Але нашъ цесарь, Богъ дай былъ здоровъ, если бы хотѣлъ на Польску, теперь бы мѣлъ часъ“.
Тамъ же пытано и Волошина Яна: „отъ кого бы тые листы мѣлъ, кто ему ихъ далъ, и кто его до Турокъ послалъ?" повѣдилъ: „што ся тычетъ стороны посельства, кто мя послалъ, теды-мъ ѣхалъ частью для того абы-мъся довѣдалъ, у Волоской земли што ся дѣетъ зъ моею маетностью, которую покинулъ зъ жоною моею, для неласки
