ЛІСТ КОМУНІЯКІ ДА ВОЯВОДЫ СМАЛЕНСКАГА АБУХОВІЧА 1655 ГОДУ. Арыгінал пераховуецца ў Кракаве ў Націянальным Музэі (Z tek Emerika Czapskiego 8, rękopisma І. Varia); одпіс новачасны, з невядомага арыгіналу, быў у Беларускім Музэі імені Івана Луцкевіча ў Вільні. Ніжейпададзены перадрук паводле апошняга одпісу.
„Милостивы пане Обуховичъ, мой ласкавы Пане.
З умыслу посылаю служку нашего, Пана Іоахима Говорку обвешчаючи доброе здоровье Вашмости ти нездоровье въ якимъ тотъ часъ Господ ховати вас рачить послѣ того перепуду Московского. И я так знаю што трудно Вашмости всимъ на животѣ, да не гнѣвайся Господару на мене, што я тытула воеводского не доложилъ, бо написавши Воеводою Смоленьским, то бы я солгалъ; написавшиб безвоеводскимъ то бы Вашмости загнева(л), хоть незашто. Бо мне бачится коли Вашмость Смоленск продали, то и тытулъ отдали. Много людей звещали што и Вашмости люди гроши побрали. Лепей было пане Филипе седети тобѣ у Липѣ. Увалялся Вашмость въ великую славу, як свиня у гразь, горш того: коли хто попаде у новымъ кожусе у густое болото. Отъ намъ за тое што дешова Москва соболи продавала: всю Русь з людми забрала. Мы вбачивши густые соболіе ковнери, познали есмы што худо будуть битися наши жовнери, а што мы бѣдные у кожухахъ семъ летъ Смоленска добывали, то вы мудрейшіе въ соболяхъ за четырнадцать недель отдали. Боюся я велми штоб затое баба кому пула не рѣзала. За меншую вину, кажуть люди, Пана Остика небощика наполохалъ катъ у Вильни, ажъ мяса его волоклося, што одно карточку писалъ до Москвы неостерожно. А мы і Цара у ногу цаловали и гроши побрали. Але больш намъ так не минется. Пан Госевски не много по латинску умелъ, а зъ меншимъ людомъ и апаратомъ военнымъ и живностю Смоленска додержал. Мудрость велика, — кажуть люди, — як тая свиня: коли много ее хто заживаеть, то и ничого не дбаеть. А коли чоловѣкъ много кусить, то и постогнать мусить и хвосту бывае непокой. Зофія филозофія судила седеть высоко, говорить глыбоко. Куделя, пане, женоцкая рѣчь да штоб пекла горазд оладки. Ест у мене старіе книги у новым куте, завседы я тамъ вычиталъ много женоцкой псоты, яковой зъ ума зводять людей мудрихъ, многыхъ и святыхъ, а штоб як нас грѣшныхъ къ лиху не привели. А коли бы дотуль Вашмость писаромъ былъ, то бы человѣкомъ слылъ и того бы з насъ годи было, за нашое лихое шалберство. Показують люди и тое на Вашмости, яко бы до вымысленя подымного не хто былъ причиною тольки Вашмость, которымъ выкурыли нашыхъ мужыковъ якъ веребьевъ з вениковъ, — безмало з мудрыхъ ораціевъ не буде много ратіевъ, посломъ зоставши много правды не говоритѣ, только берете копы, депутатомъ копы, комисаромъ копы, а тые копы пострыгуть не одного въ хлопы, а не вѣдомо где будеть. У Гданску есть кому тамъ валы сыпати и безъ насъ. Што люди старіе мовили то все правда и гораздъ у памети маю, коли былъ панъ Мелешка каштеляномъ Смоленскимъ, то я, будучи на сойме на той часъ за имъ зъ кордикомъ стоялъ. Его мова въ тые словы была: Панове, кажу вамъ правду: по велми мудрихъ людехъ ничого на семъ свете, за три хвили з болота чынять золото, а зъ золота болото своими шальберскими мовами и разговорами, штоб нас простыхъ ошу-
