деревня зовется «Сяланичи». Деды некогда были униятами. Хорошая деревня: стоит при реке, и люди живут у нас без беды, легко достать дрова, есть сенокос. Но за веру так мы терпели не мало. Пристав вдоволь обирает и мучит нас, a поп тоже в свою очередь обирает. Как только, бывало, звонарь затрезвонит, так тут, как из земли, появляется пристав и насильно тянет нас из изб, гонит в церковь; прямо невозможно и жить в праздник. Но вскоре народ ухитрился: каждый встанет в праздник пораньше, поскорее оденется, обуется, помоется и марш в лес, как паны во время восстания. А там соберутся где-нибудь в лесной чаще, читают молитвы и искренно плачут; окончат молиться, тогда разойдут ся; вот и вся была тут их вера. Сами себя люди крестили водою, женились без брачного обряда... Много было беды с этим, и многое было людям на погибель. Наступила моя очередь идти в солдаты; принимали нас в нашей волости. Конечно все из нашей избы плачут, даже чужие провожают слезами. Мать дала в дорогу образок (католический), блинов с салом, я помолился нашему богу и еду со старшиной в набор». Далее рассказчик повествует, что он испытал тоску, но как только взял с собою горсть родной земли, тотчас почувствовал облегчение. «Сдали в солдаты», — продолжается рассказ. «В церковь. Присягать на верность!».-Ой, нет, говорю, я католик, я готов помогать людям и царю даю обещание, но только перед своим богом в костеле, как повелел бог в своей святой вере, ведь бог у меня в сердце, а вашему богу нужны бумаги» Все удивились. «Ты теперь стал глуп? Или ты таким с детства? Ведь и наша церковь это тебе не хлев? Все мы одного царя и бога?» Так, говорю! Но католическая вера имеет иные правила, чем русская; я присягну вам, присягну искренно, но по-своему и без добавлений. Долго таскали меня и гоняли, и поп тут говорил мне наставление, но я держался все больше и крепче; и сам измучился и их одурил. Все таки записали, что я католик и приношу присягу в костеле. Я скоро привык к военной службе и прослужил не менее десяти лет. Впоследствии послали меня в наказание за несколько тысяч миль, вон куда! Туда Макар и телят не гонял». Стихотворение оканчивается признанием, что горсть родной земли спасает на чужбине от болезней и напастей и наконец приводит на родину.
В изложенных стихотворениях противопоставляются друг другу два класса, с одной стороны - крестьянская масса, представленная подневольной и угнетенной, другой же-господа, изображенные жесто кимн, Нравственно низкими и грубыми людьми, выступающими в роли командующего класса лишь для эксплоатации безответного народа и для достижения собст венного благополучия.
Усмотрев в изложенном состав преступления, преследуемого п. 6, ст. 129 Угол. Улож., изд. 1903 г., С.-Петербургский Комитет по делам печати постановил: 1) привлечь к законной ответственности, по силе приведенного узаконения, виновных в напечатании брошюры и 2) наложить на нее арест на основании ст. 3, отд. IV Временных правил для неповременной печати 26 апреля 1906 года.
Сообщая о сем, в дополнение к отношению своему от 8-го сего октября за № 2335. Комитет имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство возбудить законное преследование против автора брошюры Семена Ревки (Франца Богушевича), местожительство которого Комитету неизвестно, а равно и против других лиц, могущих оказаться виновными по тому же делу.
Экземпляр брошюры при сем препровождается.
Подписал: За председательствующего член Комитета граф Головин.
Скрепил: Секретарь Велене.
Центральный Государственный Исторический Архив в Ленинграде. Фонд Канцелярии Главного управления по делам печати, дело 1908 года, № 1609, л. л. 2-4. 6 лістапада 1908 г. адбылося распарадзіцельнае паседжанне С.-Пецярбургскай судовай палаты па другому крымінальнаму дэпартаменту, на якім была заслухана адносіна пракурора i заключэнне С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку. Тут-жа былі разгледжаны і абодва зборнікі Багушэвіча (той самы суд, аб якім піша Хлябцэвіч). Судовая палата згадзілася з довадамі пракурора і С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку і накладзены на кніжкі Ф. Багушэвіча «Дудка беларуская» і «Смык беларускі» арышт зацвердзіла. Згодна гэтаму рашэнню судовай палаты, выдаўцы і аўтар (дауно памершы ўжо) павінны быць прыцягнуты да крымінальнай адказнасці.
Пачалося следства, звычайная бюракратычная валакіта, якая цягнулася да 26 студзеня 1911 года. А тым часам гаспадар друкарні К. Пянткоўскі, старшым інспектарам «типографий и т. п. заведений, а также книжной торговли в Петербурге» у красавіку 1909 г. быў аштрафаваны на 50 руб. за тое, што
