лову которого составляют литераторы и ученые, в груди копошатся поэты, в ногах снуют извозчики, машинисты и пр., машины, поезда, телеграф, — что приходила в ужас от этого кошмарного создания своей фантазии, и я только шуткой мог прогнать этот мрак. Необыкновенная живость восприятия, чувства и движений — была основной, выдающейся чертой ее натуры“… А. Ю. адзначае, апрача таго, у характары нябожчыцы свае жонкі, пры вонкавай рухавасьці, вясёласьці і грацыі, наяўнасьць „и той неотразимо чарующей прелести, которую принято называть женственностью“. Пры гэтым жывы характар Марылі Апанасаўны не пазбаўлен быў і некаторай няўроўнаважанасьці, якая, аднак, ня ішла далей лёгкіх успышак, што хутка гасьлі ў пачуцьці справядлівасьці, якое яе ніколі не пакідала. „Повышенная чувствительность в обыденной жизни с ее мелочными происшествиями — кажа А. Ю. — иногда проявлялась вспыльчивостью, с моментальной отходчивостью, но ее прирожденное чувство правды и любовь к справедливости делали безобидным этот маленький недостаток характера (мне, впрочем, доставлявший только удовольствие): она тут же, сама собой, сознавала свою неправоту или несправедливость и искренне каялась или извинялась“. Зарысоўваючы псыхічнае аблічча свае нябожчыцы жонкі, А. Ю. ставіць яе па падабенству ў цесную сувязь з характарам свайго сына Максіма. „По складу своего характера, мягкого и женственного, по веселости своего нрава, живости, отзывчивости и впечатлительности, по полности и мягкости наблюдений, по силе воображения, пластичности и вместе живописности продуктов его творчества, он всего более напоминал свою мать, особенно в детстве“.
Разам з тым А. Ю. адзначае ў характары сваёй нябожчыцы жонкі, Марылі Апанасаўны, і сына Максіма некаторую наяўнасьць тае экспансыўнасьці („экспансивных, немотивированных об‘ективно, вспышек“ — з ліста А. Ю-ча ад 18/IV—27 г. з дадаткамі да „Материалов“), якая ў значна большай ступені была ўласьціва бабцы поэты з матчынага боку, Тацяне Восіпаўне Малевіч (па мужу Мякота). Праў-
