Старонка:Творы М. Багдановіча (1927—1928). Том II.pdf/33

и в подлиннике, обучаясь самостоятельно греческому языку, а латинский он изучал в школе и знал его порядочно. Немецких поэтов больше читал в переводах; любил особенно Шиллера“. „Из французских поэтов он всего больше любил Бодлера, Мюссе, Хозе д‘Эредиа и А.-де Виньи. Итальянский язык он изучал по самоучителю Туссэна, желая читать в подлиннике образцовых поэтов, читал Данте параллельно с прозаическим переводом Фан-дер-Флита и Чуйко, но это было только упражнение: далеко в изучении этого языка он не пошел“. У галіне славянскіх літаратур інтарэсы Максіма А-ча вызначаліся больш дакладна. Як кажа А. Ю., „он находил, что русские, особенно белоруссы, должны быть знакомы со всеми славянскими языками“. Сам ён досыць грунтоўна ведаў польскую літаратуру: чытаў у орыгінале Міцкевіча (асабліва сонэты і наогул яго лірыку), Красінскага, Славацкага, Сыракомлю, Канапніцкую. „Но еще лучше знал украинскую литературу: в этой литературе он знал не только крупных, но и второстепенных поэтов. Владел украинским языком настолько, что мог на нем писать и даже, кажется, пробовал писать стихи. Вообще любил славянских поэтов и почти со всеми выдающимися поэтами чехов, хорватов, сербов и болгар был знаком по „Поэзии славян“ Гербеля и выискивая переводы у Берга и в старых и в новых журналах. Пробовал изучать славянские языки, пользуясь для этого переводами евангелия. Читал евангелие на чешском и сербском языках, но как далеко пошло изучение — заўважвае А. Ю., — я в точности не знаю“. „Из писателей русской литературы всего более он симпатизировал Фету и даже свою поэзию уподоблял его поэзии. Конечно, любил Пушкина, любил Лермонтова, Майкова, Полонского. Некрасова далеко не столь высоко ценил, как поколение предшествующее“. Да гэтых паказаньняў А. Ю-ча, толькі што працытаваных, далучаюцца і іншыя асобы, якія помняць Максіма Багдановіча, як маладога поэта з шырокім колам чытаньня. Н. Г. Агурцоў сьведчыць, што Максім Адамавіч быў вялікі знаўца расійскай літаратуры. „Казалось — успамінае ён — не было сколько-нибудь значительного стихотворения, которого он не знал бы наизусть“.