Янкина жалоба (1900)

Янкина жалоба
Драма
Аўтар: Аляксандр Пшчолка
1900 год
Іншыя публікацыі гэтага твора: Янкава скарга.

Спампаваць тэкст у фармаце EPUB Спампаваць тэкст у фармаце RTF Спампаваць тэкст у фармаце PDF Прапануем да спампаваньня!




ЯНКИНА ЖАЛОБА.




ДРАМАТИЧЕСКІЙ ЭТЮДЪ

ИЗЪ ЖИЗНИ ЛЕПЕЛЬСКИХЪ КРЕСТЬЯНЪ.





А. Р. Пщелко.



ВИТЕБСКЪ.
Губернская Типо-Литографія.
1900.


Дозволено цензурою. 5 августа 1900 г. Вильна.

Дѣйствіе I

правіць

Янкина жалоба.


(Драматический этюдъ изъ жизни Лепельскихъ крестьянъ).

Дѣйствіе I.

Канцелярія волостного правленія. За столомъ предсѣдательствуетъ писарь, по правой сторонѣ, на деревянной скамьѣ — судьи, по лѣвой — на ломаномъ стулѣ — старшина, за старшиной два старосты. Публика стоитъ за рѣшеткой, отдѣляющей судейскій столъ отъ всей канцеляріи. Оть стола влѣво, — бокоушка, гдѣ помѣщается денежная кладовая и гдѣ происходятъ частыя совѣщанія волостного начальства. Бокоушка отдѣляется отъ „темной“, гдѣ отбываютъ наказаніе штрафованные и заключенные по распоряженію старшины или писаря.


1-й судья. Ти есть, братцы, у кого огня — закурить?

2-й судья. А вони у Левона цинка не погасла.

3-й судья. Ти много судовъ сегодня, братцы?..

1-й судья (закуривая у Левона). Не вѣдаю. Съ тридцашню, мусить, будить… Ти много тамъ, паночек, осталося?

Писарь (перелистывая книгу волостныхъ судовъ и пуская клубы табачнаго дыму). Да немного уже — судовъ 25, не больше.

1-й судья. Ти, панокъ, будешь коровку куплять къ лѣту?

Писарь. А что? Можетъ быть у тебя есть продажная?

1-й судья. Да я для пана…

Сторожъ (подходя къ писарю). Паня сказала, чтобы панъ суды не тягнуу, потому скоро панъ Колдуновскій пріѣдеть.

Писарь. Сейчасъ. Скажи, чтобы безъ меня не начинали играть. (Къ публикѣ). Ну, теперь жалоба Ивана Тимоѳеева. Ты жалуешься, что братъ твой Пахомъ тебя и дѣтей поколотилъ, самовольно занялъ твою хату, отнялъ хлѣбъ, отогналъ земли половину надѣла и что тебѣ житья отъ него нѣтъ. Разскажи вотъ судьямъ.

Иванъ Тимоѳеевъ. Вотъ, судьи и господинъ баринъ и г. старшина! Уся деревня видѣла, якъ мой братъ Пахомъ отдѣлился еще при покойникѣ-батькѣ и пошеу на аренду. Пять лѣтъ жіу на арендѣ… Завет скотинки… А я живу себѣ отдѣльно… Хатку поставіу, дѣтокъ годую… А дѣтки мои слабыя… Жонку каждый годъ по знахарямъ вожу — совсѣмъ звилася, сжилася баба ни во что…

Старшина (къ 2-му судьѣ). Твоя Дарка купила подтелка у Змитрочихи?

2-й судья. Не-е. Куды-ы! Змитрочиха даражицца…

Писарь. Купи у меня, судья, телушку… Вотъ телушка! Гляди-ка какъ важно ходитъ по двору. (Всѣ встаютъ и наклоняютъ головы къ окну. Слышится о-о-о!).

Иван Тимоѳеевъ. Кх…. KX…. Дѣтки мои слабыя… а старшая совсѣмъ слѣпая… И Богъ знаить, ти будить коли видить… Я самъ слабъ на ноги. Вы сами, паночки, видите, якое есть мое здоровье на свѣти… А братъ мой Пахом….

Старшина (передразнивая). Што тамъ тебѣ усе братъ, да братъ. Кажицца енъ и человѣкъ, якъ человѣкъ.

Иванъ Тимоѳеевъ. Можеть енъ старшинѣ и хорошъ, а мнѣ такъ сусимъ житья нѣтъ, потому у яго сила… И своихъ дѣтокъ полная хатка… Семерка дѣтокъ… Малъ мала меньше… Седьмой годикъ сидить слѣпая — ни съ мѣста. Самъ я працую кроваваго поту, а што я ѣмъ, паночки?… Мои во гэты руки за все отвѣчають… А братъ шесть годовъ жіу на фольваркахъ. Нашъ батька — небощикъ подѣліу насъ поровно: мнѣ на пять душъ три треттинки, а ему на двѣ души — одна треттинка. И ему было безъ обиды, и мнѣ было безъ обиды, потому, батька нашъ, якъ и вы вѣдаете, по-божьему жіу, людей не обижау… Енъ же самъ тоды не хотѣу жить умѣстѣ. Пойду, кажить, на аренду, а теперь…

Старшина. А вонъ, кажись, и панъ Колдуновскій поѣхау…

Иванъ Тимоѳеевъ. Теперь, паночки, што енъ со мной зробіу!… Енъ мене съ хозяйства ссадіу.

Пахомъ Тимоѳеевъ (изъ толпы). Чимъ я тебѣ ссадіу?

Иванъ Тимоѳеевъ. Чимъ ссадіу? Усимъ видно чимъ ссадіу. Я къ старшинѣ разовъ десять ходіу на жалобу…

Старшина. Коли ты ко мне ходіу?

Писарь (къ старшинѣ). Подожди. (Къ Ивану Тимоѳееву). Чего ты тутъ чмуришь кишками? Ты жалуешься, что братъ тебя побилъ, дѣтей твоихъ выгоняетъ изъ хаты, бьетъ горшки, а ты его развѣ не бьешь? Пахомъ. Тимоѳеевъ! Билъ онъ тебя?

Пахомъ Тимоѳеев (протискиваясь изъ толпы). Гг. судьи, господинъ баринъ и г. старшина! Што-бъ мнѣ скрозь землю провалицца, коли я его біу!.. Нехай ему тое у груди!..… што енъ на мяне кажить… Я тольки замахнууся, а енъ мене. Воно гэтому мѣсту — якъ ляпнуу… якъ ляпнуу… а я — брыкъ, паночки, объ землю, да черепомъ объ корыто…

Иванъ Тимоѳеевъ (въсильномъ волненіи). Паночки! Во женка моя — сусимъ хворая, а енъ и ее — не только что мене — якъ хватить…

Жена Ивана Тимоѳеева (протискиваясь изъ толпы и утирая рукавомъ рубахи слезы). Я, паночки, подошла къ дѣтенку, што у люльки ляжить, а Пахомъ мене у груди, я устала, поднялася, а енъ мене кулакомъ по носу, ну я и залилася кровью… А дѣтенокъ перепугауся и теперь совсѣмъ якъ не живый…

Писарь. Молчи, молчи, тебя не спрашиваютъ.

Иванъ Тимоѳеевъ. Паночки! Вотъ еще Пилимониха есть, што видѣла, якъ онъ мнѣ голову расченіу… Я-жъ ее усвѣтки писау…

Писарь (перелистывая книгу). Цилимониха Марья! Что ты знаешь по этому дѣлу?

Пилимониха (жестикулируя). Паночки, мои! Я — баба сусимъ простая… Я тольки устала и по-просту скажу. Якъ я споднички не успѣла накинуть — чую кричать… Крикъ — зыкъ, якъ якое што… Я черезъ порогъ да на дворъ, да коло хлѣвовъ во къ етому Янкѣ… А тамъ, братцы… во етый самый Пахомъ во гэтого самаго Янку лупить безменомъ по головѣ, а жонку его отштурхиваеть… Куды Янку противъ Пахома!..

3-й судья. Во трещить баба!

Пилимониха. Тады я, паночки, якъ закричу: ай; братцы, человѣка, человѣка до смерти бьеть!.. Тады Симонъ выскачіу…

Писарь. Ну, ладно… Подожди (пишетъ).

(Пауза).

Пилимониха. Тады я, паночки…

Писарь (пишетъ). Молчи.

Иванъ Тимоѳеевъ. Да як я его буду бить, паночки! Вы поглядите, якій я есть человѣкъ на свѣтѣ. Мои ноги и руки поослабѣли…. (всхлипываеть). Якъ бы я….

Писарь. Молчи. Все разберутъ судьи. Видно все будет.

Пилимониха (завязывая хустку). Дай Богъ кабъ я къ своимъ дѣткамъ…

Писарь. Молчи! (пишетъ). Пахомъ Тимоѳеевъ! Нѣтъ ли у тебя свѣтокъ?

Пахомъ (подумавъ). А вотъ — Миронъ, паночекъ!

Писарь (подмигивая Мирону). Ну, что ты знаешь, Миронъ?

Мирон. Иду я, братцы, по селу… и слышу (чешетъ затылок).

3-й судья. Али Янково дѣло затянулося… 1-й судья. А затянулось, ажъ вочи злипаюцца… Ну, кажи, кажи, Миронъ…

Миронъ. И слышу я, паночки, кричать у Янки. Я подъ вокно. Гляжу, а тамъ бунтація! Садють одинъ другого подъ боки и подъ микитки… А тады и повалилися…

Голосъ изъ публики. А ти быу-жа ты тады дома, якъ у ихъ драка была?

Писарь (строго). Молчи, дуракъ, когда тебя не спрашиваютъ! Посмотри, староста, кто тамъ разговариваетъ… (староста скрывается въ толпѣ).

(Двое изъ публики выходятъ изъ канцеляріи со словами: „видно и въ четвертый разъ Янкина жалоба лопнить“).

Миронъ. А тады Янка Пахома безменомъ по боку… по боку, по спинѣ.

Голосъ изъ публики (насмѣшливо). Ишь ты!

Иванъ Тимоѳеевъ. Кто-жъ скажить, братцы, коли я кого побіу!?. Коли ты ето видіу, Миронъ?.. Дай, Богъ мнѣ во на етомъ мѣстѣ проваллицца, коли я хоть бы кого зачепіу…

Писарь (пишетъ). Молчи! ты ужъ все разсказалъ. Надоѣлъ какъ горькая редька.

Иванъ, Тимоѳеевъ. Як усе? Моя еще жалоба разбиралася… Нихай судьи…

Старшина (стучитъ по столу). Тебѣ сказано молчать!

Сторожъ (подходя къ столу). Паночекъ! Паня казала, штобъ панъ кидау суды: панъ Колдуновскій пріѣхау, — у карты треба итти играть…

(Писарь поспѣшно уходить, старшина скрывается въ бокоушкѣ).


Дѣйствіе II

правіць

Дѣйствіе II.

Ив. Тимоѳеевъ (къ судьямъ, которые закуриваютъ друг у друга трубки). Икая ета правда на свѣти, гг. судьи!? Коли за мене ни панъ писарь, ни панъ старшина не тягнить, то и помирать надо. Вы-жъ вѣдаіте, братцы, что я ужо пять лѣтъ живу одинъ, — бьюся один…. Братъ же мой самоуправно отдѣліуся и теперь копаеть мене съ хозяйства…

2-й судья. По настоящему, ежели такъ якъ по-божьему, — Пахому треба было-бъ всыпать… потому не обижай, ежели сильнѣй…

1-й судья. Што ты, Левоновичъ, кажешь? Ежели-бъ онъ настоящій быу-бы человѣкъ, и безъ драки, безъ гомону миріуся-бъ… и къ суду не ходіу-бы…

3-й судья. Етаго дѣла безъ пана не разберешь, потому тутъ панъ изъ губерніи бумаги получау… Панъ придеть, тады виднѣй будить.

Иванъ Тимоѳеевъ. Али што тамъ панъ!.. Панъ да панъ…. Панъ со старшиной за его. Уся деревня ета знаить… Чего ко мнѣ братъ причурауся?.. Да коли-бы причурауся и свое хозяйство принесъ, а то пришоу съ пустыми руками, заняу нары, дѣтокъ моихъ вонъ гонить, мене бьеть, жонку бьеть, горшки бьеть, а подать снѣданье, альбо вечеру — енъ же первый коло стола съ дѣтьми… Другій годъ такое житье! рату-унучку нѣ-етъ! Братцы мои! Спасите отъ смерти-и-и!

1-й судья. Да што тамъ толковать! Разберецца, якъ панъ придеть!..

Иванъ Тимоѳеевъ. Да што-жъ, коли панъ придеть? Развѣ мнѣ при пану легче?.. Левоновичъ, ты-жъ усе-тки видишь, якое куды што идеть… И якое мое житье… Картошку Пахомъ вырау… Тады мало ему етаго… пошоу у амбаръ и выгребъ муку и снесъ къ Берки, а сабѣ ключъ узяу… Я — къ старшинѣ съ жалобой: вы сабе, кажить, деритеся, коли дѣлицца зъ нимъ не хрчешь… Тады я… осенью подау жалобу… Судъ потягнуу за яго, за Пахома, значить. Я узяу кофію[1] — да въ присутства. Присутство списалося съ волоской, и бацъ! присудила тое самое разобрать волоскимъ судомъ… Тады я попросіу жида и махнувъ прошення у губерню… Губерня думала съ полгода и присылаеть по моей жалобѣ бумагу, что, значить, отмѣнить што якое было раньше… и Пахому, значить, треттина, а мнѣ двѣ треттинки на 8 душъ по моимъ силамъ… Али хоть и губерня написала, а енъ мене усе-тки сживаить, потому у его больше силы-ы-ы… (плачетъ). Староста придеть, будто выгонить его, а самъ только шепчецца, значить, енчи его, енчи его, тады енъ и треттину отдасть…

2-й судья. По-моему, значить, треба было-бы Пахома ти стибануть, ти подъ аресту…

1-й судья (зѣвая). Ну, Левоновичъ, ты бы усихъ ти подъ аресту, ти у работу, ти обсѣчь… а надо дѣло смотрѣть по правди.

3-й судья (закуривая). Пойдемъ, братцы, покедава отдыхнемъ… Потому безъ пана толку нѣтъ…

1-й судья. Пойдемъ. Одначе и старшина тамъ.

(Уходятъ въ бокоушку и чрезъ нѣкоторое время оттуда слышится голосъ старшины: „пей на мой отвѣтъ“!.. Публика разговариваетъ въ полголоса. Иванъ стоитъ около рѣшетки съ опущенной головой и часто вздыхаетъ).

1-й мужикъ из толпы. Покамѣсть перецьють — отдуха.

2-й мужикъ. Хороша отдуха — дай, Боже, перепить у кумпанствѣ… на чужой коштъ

3-й мужикъ. Сходи-тка, Змитрокъ, погляди, ти пиво, ти горѣлку…

Змитрокъ (подходитъ и долго смотритъ въ щель двери). Горѣлку, кажись…

Писарь (вбѣгая въ канцелярію и быстро справляясь къ своему мѣсту). Ты чего здѣсь, Змитрок?. Что-о? Что тебѣ нужно? (отталкиваетъ за рѣшетку). Ступай к чертямъ, дурак!.. Гдѣ судьи?

Голосъ изъ-за дверей бокоушки. Мы тутъ, паночек!

Писарь. Ну довольно вамъ тамъ разговоры разводить… Ступайте на мѣсто.

(Судьи выходятъ изъ бокоушки одинъ за другимъ, улыбаясь и весело посматривая на публику).

1-й судья. Ну што, панокъ, будеть на счета Яиковаго дѣла?

Иванъ Тимоѳеевъ. Г. баринъ и гг. судди! Неужо-жъ я и теперь останусь без усякаго усяго… Што братъ мене богатѣй и до ихъ больше доступу маить, а мое дѣло бѣдное и все куды ни пойдетъ…

Писарь. Молчи. Надоѣли давно уже твои басни. Безъ тебя знаютъ, что сдѣлать. Ты вотъ только и привыкъ жаловаться. У тебя и другой работы нѣтъ! Прочіи люди идутъ каждый къ своему дѣлу, а ты въ волость. Просто житья отъ него нѣтъ…

Иванъ Тимоѳеевъ. Паночек! Да вотъ же на людяхъ сдѣлано мнѣ такое… Вся деревня видѣла… Пахомъ пріѣхау вчера и взоралъ тую самую мою нивку, гдѣ я въ субботу горохъ посѣяу…

Пахомъ. Я орау? Коли?

Иванъ Тимоѳеевъ. Вчера. Воть и Панкратъ, и Демка, и Михалка, и Банадысь видѣли…

2-й судья. Што-жъ ты дѣлаешь Пахомъ?

Пахомъ. Да мало што ен кажить… Вотъ Григоръ видѣу, хто орау… тую нивку.

Григоръ. Што я видіу? Я видіу, што Янка самъ на той нивкѣ вчера орау… Пахомъ. Во што!

Иванъ Тимоѳеевъ. Што-жъ ты кажешь, Григоръ? А ти вѣдаешь ты, гдѣ наше яровое поле?

Григоръ (молчитъ). Подъ рѣку ваша ярина…

Иванъ Тимоѳеевъ (одушевляясь). Вотъ, гг. судди, наша ярина идеть подъ кладбище и Янка за его (показываетъ на Пахома) тягнить…

Писарь (пишетъ). Молчи.

Старшина. Якъ мнѣ, Яночка, здается, ты самъ больше усюдахъ виноват… Замѣсто того, штобъ табѣ жить, якъ людцы… мирно, тихо, по-божьему, ты идешь насупротивъ, на брата цѣлый день вантажешься[2]. И самъ не живешь, и людямъ житья отъ тебѣ нѣтъ… Штобъ отдать брату треттинку, подѣлицца, якъ людцы дѣлюцца, а ты его енчишь… И усѣхъ за носъ тягаешь… Зъ волоской домой, зъ дому у волоскую… Якъ разъ у батьку уродіуся… Тожъ первый бунтавщикъ быу…

Писариха (открывая дверь въ канцелярію). Старшина! иди-тка помоги сторожу загнать телушку.

(Старшина быстро выбѣгаетъ и чрезъ нѣкоторое время возвращается съ словами: во телушка! Дай Бо-ожа!)

(Писарь переговаривается въ полголоса съ судьями. 2-й судья часто махаетъ руками и вскрикиваетъ: „ни по закону“!).

Писарь (дописывая постановленіе). Иванъ Тимоѳеевъ! Мириться съ братомъ Пахомомъ не желаешь?

Иванъ Тимоѳеевъ. Паночки! Да я и радъ бы помирицца!.. Да на чемъ же мнѣ мирицца… Нихай же братъ отдасть мою хатку… Нихай пустить моихъ дѣтокъ на печку погрѣцца…

Писарь. Молчи (читаетъ постановленіе суда). Выслушавъ постановленіе Мирона Игнатова, который показалъ, что Иванъ Тамоѳеевъ часто избиваетъ своего брата Пахома… который по законному положенію долженъ владѣть законной половиной части земли надѣльной, слѣдующей ему послѣ смерти ихъ отца Тимоѳея Панкратова, и не принимая во вниманіе показаніе оной Матрены Филимоновой, которая, очевидно, по забравнымъ справкамъ состоитъ въ родствѣ съ вышеозначеннымъ Иваномъ Тимоѳеевымъ, а также усматривая изъ словъ Григорія Терентьева, что онъ намѣренно нарушаетъ владѣнія и межи вышепоименованнаго брата его Пахома Тимоѳеева, который, очевидно, и не выѣзжалъ въ тотъ день на пахоту, а былъ дома, а также принимая во вниманіе вполнѣ безпокойный образъ жизни вышесказаннаго истца Ивана Тимоѳеева и его дерзкое поведеніе по отношенію къ своему родному брату, несмотря на увѣщаніе мѣстнаго старшины и старосты, который не однажды являлся къ оному на домъ, а также и постоянное требованіе его суда и безпокойство волостного правленія, которое ради его и его дѣлъ принуждено бываетъ оставлять важнѣйшія дѣла волости, а также усматривая изъ его образа жизни большую недоимку по причинѣ постоянныхъ судовъ и дракъ с братомъ и обѣднѣнія его послѣ того, волостной судъ постановилъ: гр. Ивана Тимоѳеева опять согнать въ одну семью с братомъ его Пахомомъ и для раздѣла ихъ имущества и прочихъ нуждъ семейныхъ выбыть на мѣсто самаго дѣла старостѣ судоровскаго общества, а за безпокойное его сожительство съ братомъ и частое нарушеніе спокойствія волости заключить его подъ арестъ волости на одни сутки“.

Иванъ Тимоѳеевъ (въ сильномъ волненіи высвыступая впередъ). Якій же етотъ судъ? Мало што братъ писарю поднесеть, альбо старшинѣ поставить…

Писарь (кричить). Молчи, дуракъ!.. Теперь разбираться будетъ дѣло Викентія…

Иванъ Тимоѳеевъ. Братцы мои! Ета чистый разбой!.. Мнѣ дайте кофію… Я жалобу до губерніи!.. Мнѣ губернія дасть порядокъ?..

Писарь. Молчи!.. Теперь выходи Викентій Васильевъ!..

Иванъ Тимоѳеевъ. Што, братъ, занесъ писарю теленка и масла…

Писарь. Сторожъ! Веди этого дурака въ темную!

Иванъ Тимоѳеевъ (жестикулируя и отстраняясь отъ сторожа). За што мене въ темную? Чимъ я кого обидіу? У мене свѣтки есть, што братъ мене забіу!.. што я копейки за душой не маю, чтобы вамъ вочи залить… мошенники!.. Бѣльмы старшиновы…

Старшина. Бери его с другой стороны (хватаетъ за плечи, Иванъ Тимоѳеевъ падаетъ).

Иванъ Тимоѳеевъ (осипшимъ голосомъ). Я не знаю… развѣ… што ты цѣлыя ночи… пьешь кровь хрестьянскую… што братъ для писаря и корову и коня продау…

Писарь (помогая тащить). Тащите его мерза — авца!

(Занавѣсъ).

 

  1. Копію постановленія суда.
  2. Не знаешь покою
 

Гэты твор знаходзіцца ў грамадскім набытку ў краінах, дзе тэрмін аховы аўтарскага права на твор складае 70 гадоў або менш.

Гэты твор не абавязкова ў грамадскім набытку ў ЗША, калі ён быў апублікаваны там цягам 1927—1964 гадоў.