Новае аб Ф. Багушэвічу (Бэндэ)
| Новае аб Ф. Багушэвічу Літаратуразнаўчая праца Аўтар: Лукаш Бэндэ 1947 год Крыніца: Полымя. — 1947. — №5 |
Прапануем да спампаваньня!
Новае аб Ф. Багушэвічу
Аб жыцці і творчасці Ф. Багушэвіча пісалася адносна больш, чым аб жыцці і творчасці іншых пісьменнікаў ХІХ ст. Творчасць Ф. Багушэвіча, ва ўсякім разе зборнікі «Дудка беларуская» і «Смык беларускі», больш-менш грунтоўна вывучаны. Аб творчасці Багушэвіча напісана больш за дзесяць артыкулаў. І усё-ж трэба сказаць, што яшчэ далёка не ўсё зроблена, што трэба і можна зрабіць у справе вывучэння жыцця і творчасці класіка беларускай літаратуры. Яшчэ няма больш-менш падрабязнай біяграфіі паэта, не даследавана дзейнасць Багушэвіча на працягу 32 год, з моманту сканчэння Віленскага Юрыдычнага ліцэя і да самай смерці паэта, зусім не даследаваны часы навучання ў ліцэі, а аб часах знаходжання Багушэвіча ў Пецярбургу нагаворана ужо не мала легендарнага, розных неабгрунтаваных здагадак, якія часам падаюцца як зусім праўдзівыя факты. А цэнзурная гісторыя твораў Багушэвіча бадай што зусім не асветлена ў нашым друку.
10 мая 1941 года ў газеце «Літаратура i Мастацтва» (№ 19) М. Смолкін надрукаваў артыкул «Франц Багушэвіч», у якім, між іншым, пісаў і аб часах вучобы Багушэвіча ў Пецярбургскім універсітэце. Без усялякіх доказаў Смолкін пісаў: «Да польскага паўстання 1863 года Ф. Багушэвіч займаўся на фізіка-матэматычным факультэце Пецярбургскага універсітэта. Незадоўга да паўстання выключаны з універсітэта, Ф. Багушэвіч прыехаў на радзіму ў Беларусь, каб прыняць удзел у ім». І гэта пісалася праз год пасля таго, як тая-ж газета «Літаратура і мастацтва» надрукавала артыкул І. Кузьміна «У Пецярбургскім універсітэце, Новыя матэрыялы біяграфіі Багушэвіча» (гл. «Лім», № 9, 22/III 40 г.). У артыкуле І. Кузьміна на аснове архіўных матэрыялаў даведзена, што Багушэвіч фактычна зусім не вучыўся ў Пецярбургскім універсітэце, хоць паступаў туды. Але Смолкіну мала клопату аб гэтым. Ён, пішучы аб Багушэвічу, не лічыў патрэбным пазнаёміцца з тым, што пісалі на гэтую тэму другія. Насуперак фактам М. Смолкін механічна паўтарыў старую легенду аб вучобе Багушэвіча ў Пецярбургскім універсітэце.
І. Кузьмін, апублікаваўшы даведку аб студэнцкай справе Багушэвіча, зрабіў вельмі карысную справу. Але і ён не абышоўся без некаторых здагадак, якія на справе супярэчаць фактам. Знайшоўшы студэнцкую справу Ф. Багушэвіча, Кузьмін меў магчымасць надрукаваць яе больш поўна, але гэтага не зрабіў і абмежаваўся толькі павярхоўным апісаннем складу справы і частковай публікацыяй трох дакументаў: прашэння Ф. Багушэвіча аб прыняцці яго ў лік студэнтаў С.-Пецярбургскага універсітэта, прашэння аб вызваленні ад платы за слуханне лекцый і прашэння аб звальненні з універсітэта. Рэшту матэрыялаў, а таксама і рэзалюцыі на прашэннях, і Кузьмін не выкарыстаў, і яны засталіся невядомы чытачам. А між тым рэзалюцыі і надпісы на прашэннях Багушэвіча і некаторыя іншыя матэрыялы са студэнцкай справы Багушэвіча маюць велізарнае значэнне для вывучэння яго біяграфіі. Больш таго, з некаторых дакументаў Кузьмін зрабіў зусім неапраўданыя вывады і тым самым стварыў новую легенду аб тым, што Багушэвіч, быццам-бы, «каб пазбегнуць расправы адміністрацыйнай улады, ён паспешліва паехаў з Пецярбурга». Інакш кажучы, Кузьмін сцвярджае, што Багушэвіч уцёк з Пецярбурга, каб не быць пакараным. Гэта - легенда. Багушэвіч не быў настолькі палахлівы, як гэта здалося І. Кузьміну. Ніжэй мы убачым, што сцверджанне Кузьміна з'яўляецца выдумкай.
І. Кузьмін знайшоў у Дзяржаўным гістарычным архіве Ленінградскай вобласці
«Дело № 95
Правления
Императорского
С-Петербургского Университета о принятии
в число студентов
Франца Богушевского.
Начато 15 сентября 1861 г.
Кончено 16 ноября 1861 г.»
Апісаўшы змест справы № 95, І. Кузьмін заявіў: «Іншых спраў, якія маюць якое-небудзь дачыненне да Багушэвіча, у архіве не адшукана». Мы пазнаёміліся не толькі з зместам справы, якую апісаў І. Кузьмін, але і з метадам адшукання архіўных спраў, якія ўжываў Кузьмін. Пры тым метадзе, каторым карыстаўся Кузьмін, сапраўды больш нічога знайсці нельга было. А між тым у фондзе С.-Пецярбургскага універсітэта ёсць яшчэ справы, якія маюць непасрэднае дачыненне да Багушэвіча і абвяргаюць здагадкі і сцверджанні Кузьміна, каторыя ён зрабіў на падставе павярхоўнага знаёмства з фондам і з гісторыяй універсітэта.
Для таго, каб нашы чытачы і навуковыя работнікі самі мелі магчымасць зрабіць патрэбныя ім вывады, мы лічым неабходным надрукаваць цалкам усе дакументы і матэрыялы (за выключэннем матрыкула), якія знаходзяцца ў справе Багушэвіча. Разам з публікацыяй дакументаў з другой справы, якая знойдзена намі, мы зробім папраўкі ў вывадзе Кузьміна. Усе дакументы і матэрыялы падамо так, як яны напісаны, на рускай мове, але па сучаснай арфаграфіі.
Справка. По журналу Правления Санкт-Петербургского Университета.
15 сентября 1861 года Франц Богушевский, из дворян, 21 лет, католического вероисповедывания, принят в число студентов в 1 курс, по математическому разряду, о чем 5 октября сообщено Совету Университета за №2305, инспектору студентов за № 2306 и бухгалтерии правления за № 2307.
Смотри дело о принятии в студенты, начавшееся 16 января 1861 г.[1]
Его Превосходительству Господину Ректору С.-Петербургского Императорского Университета, Тайному Советнику и Кавалеру Петру Александровичу Плетневу.
- Кончившего курс Виленской
- Губернской Гимназии,
Франца Казимировича сына
- Богушевича.
Побуждаемый ревностным желанием продолжать образование в высшем учебном заведении, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство принять меня в число студентов С.-Петербургского Императорского Университета по Математическому факультету.
При сем имею честь представить следую щие документы:
а) Аттестат об окончании курса наук в Виленской Губ. Гимназии за № 1097.
в) Свидетельство о происхождении от Виленского Депутатского собрания за № 362.
с) Метрическое свидетельство о рождении за № 43.
26-го июля
1861 года
Г. Вильно.
Франц Казимиров сын Богушевич.
Паміж апошнім радком прашэння і подпісам напісаны, але перакрэслены наступныя словы:
«Свидетельство о происхождении и метрическое свид. обратно получил с обязательством представить к 15-му сентября сего года.
5 сентября 1861 года
Франц Богушевич».
На прашэнні рэзалюцыя:
«Подвергнуть испытанию из латинского языка, о чем и написать ему необходимо, для явки к 11 ав.»
Его Превосходительству Господину Ректору С.-Петербургского Университета. Тайному Советнику и Кавалеру Петру Александровичу Плетневу
- Кончившего курс Виленской
- Губ. Гимназии Франца Казимирова сына Богушевича
Не имея решительно никаких материальных средств, ни посторонней помощи, в доказательство чего имею честь представить свидетельство: от Уездного Предводителя Дворянства и от Виленской Дирекции Училищ, прибегаю к Вашему Превосходительству со всепокорнейшей просьбой об увольнении меня от установленной платы 50-ти рублей за право учения.
26 июля
1861 года
Вильно
Франц Казимиров сын
Богушевич
(Аркуш 3)
Пасведчанне Віленскага Дырэктара вучылішч ад 26 ліпеня 1861 г. № 1096.
Дано сие свидетельство из Виленской Дирекции Училищ, окончившему полный курс наук в Виленской Гимназии в настоящем 1861 году, дворянину Францу Венедикту Казимирову Богушевичу в том, что он, по бедности, на основании решения Господина Попечителя Виленского Учебного Округа от 23-го октября 1859 года за № 3415 от установленного взноса платы за учение в Гимназии был освобожден.
В чем удостоверяется сие за надлежащею подписью и приложением казенной печати.
Виленского Директора Училищ
Колежский Советник и Кавалер
А. Кондидов.
(Аркуш 4)
Чарнавік адносіны канцылярыі Совета Пецярбургскага універсітэта паліцмейстару г. Вільны.
Кончивший курс в Виленской Гимназии Франц Богушевич вошел с просьбою о принятии его в студенты СПБ Унив.
Вследствие сего канц. Совета СПБ Унив. покор. просит Ваше Высокоблагородие приказать объявить г. Богушевскому, что он, как необучавшийся в гимназии латинскому языку, должен на основании правил определ. в студенты подвергнуться в Унив. испытанию из латинского языка, для чего и обязан прибыть в СПБ Унив. непременно к 11-му числу текущего августа, в которое будет происходить испытание из латинского языка.
(Аркуш 6)
Адносіна Віленскага паліцмейстара канцылярыі Совета С.-Пецярбургскага універсітэта.
23 жніўня 1861 г. № 5090.
Вследствие отношения оной канцелярии от 4 сего августа за № 1416, честь имею уведомить, что кончивший курс наук в Виленской Гимназии Франц Богушевский, коему следовало объявить дабы явился в С.Петербургский Университет для сдачи экзамена, по сделанному розыску в г. Вильне не отыскан.
Полицмейстер
Полковник Васильев,
Письмоводитель Корнилович.
(Аркуш 6)
Вытрымкі з «Матрыкула», падрыхтаванага для студэнта С.-Пецярбургскага універсітэта Франца Багушэвіча.
Франц Богушевич, из дворян Виленской губ. получил первоначальное образование в Виленской Губернской Гимназии, от которой имеет аттестат, выданный ему 27 июля 1861 года за № 1097 с засвидетельствованием о способностях к поступлению в Университет и с правом на чин XIV класса при вступлении в гражданскую службу.
(Ст. 3, аркуш 13)
Франц Богушевич принят в 1861 году 15 сентября без экзамена в число студентов Императорского С.-Петербургского университета по Физико-математическому факультету, разряду математических наук в І курс.
(Арт. 4, аркуш 13).
Франц Богушевич вероисповедывания Римско-католического.
Родился 9 марта 1840 г.
Жительство имеет. (Арт. 5, аркуш 14)Его Превосходительству Господину Ректору С.-Петербургского Императорского Университета, Тайному Советнику и Кавалеру Петру Александровичу Плетневу.
- С.-Петербургского Императорского
- Университета студента Франца
- Казимирова сына Богушевича
Будучи тяжело болен с 20 сентября по настоящее время, я не мог получить матрикул; в настоящее же время по причине неблагоприятствующего моей болезни климата, по совету пользовавшего меня доктора я должен отправиться на место моей родины: а посему всепокорнейше прошу Ваше Превосходительство сделать распоряжение о выдаче мне документов, а равно и свидетельство из университетского ведомства. При сем имею честь представить свидетельство от пользовавшего меня доктора.
13 ноября
1861 года
Дворянин Франц Казимиров
сын Богушевич
(Аркуш 7)
На прашэнні пад загалоўкам напісана:
«14 ноября 1861. Свидетельство должно показать, что студент уволен по собственному прошению, как по болезни не имевший возможности получить матрикул».
Ніжэй загалоўка напісана алоўкам:
«Выдать свидетельство скорее.
Унізу прашэння перад подпісам адзначана алоўкам:
«Документы отосл. к оберполицмейст. 2479».
Уздоўж прашэння з левага боку напісана: «Поведения очень хорошего. Препятствий к выдаче документов не имеется (неразбор. слова) долж (зноў не разбор. слова) Н. Озерецкий.[3]
На адвароце прашэння значыцца:
«Определено: считать Богушевича уволенным из университета по прошению, в удостоверение чего и выдать ему надлежащее увольнительное свидетельство.
16 ноября 1861 года».
IX
Копія звальніцельнага пасведчання, выдадзенага Багушэвічу.
Предъявитель сего Франц Богушевич поступил в число студентов Императорского Санкт-Петербургского Университета 15 сентября 1861 года, слушал науки по математическому разряду при поведении очень хорошем, а ноября 1861 года по прошению уволен из Университета, из первого курса, почему правами, предоставленными студентам, окончившим курс наук, воспользоваться не может; при вступлении же в гражданскую службу, на основании Свода законов (изд. 1857 г.) Устава о службе по опред. от Правит. ст. 88 и прилож. к оной, имеет право быть причисленным ко второму разряду чиновников. Во уверение чего и выдано ему Богушевичу сие свидетельство из Правления Университета, за надлежащим подписанием и с приложением малой университетской печати.
С.-Петербург, ноября 16 дня 1861 года.
Ректор Университета Плетнев.
Секретарь правления Умнов.
(Аркуш 3).
На адвароце копіі пасведчання рукою Багушэвіча напісана: «Свидетельство о несостоятельности, докторское и увольнительное получил
17 ноября
1861 года.
Франц Богушевич
Пасведчанне бібліятэкі С.-Пецярбургскага універсітэта ад 30 лістапада 1861 г. № 628.
Дано сие на основании ст. 35-й Правил библиотеки Императорского С.-Петербургского Университета в том, что библиотека Университета на г. Франца Богушевича никаких требований не имеет.
Исп. д. библиотекаря М. Пахт
Мы апублікавалі ўсе дакументы і матэрыялы, якія знаходзяцца ў «справе» № 95. Паспрабуем цяпер разабрацца ў ix.
З дакументаў «справы» відаць, што пытанне аб паступленні ў Пецярбургскі універсітэт Ф. Багушэвіч вырашыў яшчэ ў час знаходжання ў Віленскай гімназіі. Прашэнне аб паступленні ва універсітэт і прашэнне аб звальненні ад уплаты ён напісаў яшчэ ў Вільні, мабыць, у той дзень, калі атрымаў атэстат аб сканчэнні гімназіі.
Згодна матрыкула і іншых дакументаў, Багушэвіч паступіў на фізіка-матэматычны факультэт 15 верасня 1861 г. і быў прыняты без экзаменаў. Пакуль што застаецца невядомым, ці трымаў ён экзамен па лацінскай мове, аб якім гаворыцца ў дакуменце (II, V, VI). Таксама невядома дакладна, калі прыехаў Багушэвіч у Пецярбург. Як відаць з закрэсленай дапіскі к прашэнню (ІІ), 5 верасня 1861 г. ён быў ужо ў Пецярбургу. Мабыць, у гэты дзень ён і падаў прашэнне і дакументы, хаця і напісаў абодва прашэнні яшчэ ў Вільні 26 ліпеня.
Зусім бясспрэчна, што Багушэвіч ва універсітэце фактычна не вучыўся, або праслухаў усяго толькі некалькі лекцый. З 20 верасня, як ён кажа ў сваім прашэнні ад 13 лістапада (VIII), ён хварэў і не меў магчымасці атрымаць матрыкул. Такім чынам, можна гаварыць, што Багушэвіч паступаў у Пецярбургскі універсітэт, лічыўся яго студэнтам, але гаварыць, што ён вучыўся ва універсітэце - няма ніякіх падстаў.
Аднак разам з тым паўстае рад пытанняў. І першае з іх - чаму Багушэвіч пакінуў універсітэт? Ці можна паверыць яго прашэнню ад 13 лістапада, у якім ён спасылаецца на хваробу і пецярбургскі клімат? Ці не быў пецярбургскі клімат шкодны яму, як у свой час Пушкіну («Там гулял и я, но вреден север для меня»)?
Пры адказе на гэтыя пытанні трэба мець на ўвазе тое, што якраз у 1861 годзе, у лютым месяцы, пачаліся ва універсітэце так званыя «беспарадкі». Увосень 1861 г. «беспарадкі» прынялі настолькі бурны характар, што ў іх удзельнічалі ўсе студэнты універсітэта. Вышэйшае начальства не на жарт занепакоілася. Ужо ў верасні пачаліся рэпрэсіі супроць тых студэнтаў, якія адмаўляліся ўзяць матрыкулы і падначаліцца універсітэцкім «Правілам». Лік зволеных з універсітэта студэнтаў ужо ў кастрычніку перавысіў 200 чал. (Кузьмін называе зусім непраўдзівыя лічбы). І вось тут паўстае пытанне:
Ці прымаў які-небудзь удзел ва універсітэцкіх падзеях Багушэвіч?
І. Кузьмін адказвае на гэтае пытанне наступным чынам:
«Для прамога адказу на гэтае пытанне няма ніякіх матэрыялаў. У спісах пацярпеўшых за «беспарадкі» студэнтаў прозвішча Багушэвіча не значыцца, хаця сярод 224 пацярпеўшых ёсць і 53 студэнты першага курса».
І. Кузьмін звярнуў увагу на паметку алоўкам на прашэнні Багушэвіча, што дакументы адасланы обер-паліцмейстару. У прыпісцы алоўкам памечаны і нумар (2479), за якім яны адасланы. Замест таго, каб адшукаць копію адносіны за паказаным нумарам, Кузьмін пачаў гадаць, якому обер-паліцмейстару-Віленскаму ці Пецярбургскаму-адасланы дакументы Багушэвіча. Замацаваўшыся, нарэшце, на думцы, што «асабістыя дакументы Багушэвіча былі затрэбаваны пецярбургскай паліцыяй, І. Кузьмін прышоў да наступнага вываду: «Багушэвіч у нейкай форме меў дачыненне да справы студэнцкіх «беспарадкаў» 1861 года. Каб пазбегнуць расправы адміністрацыйнай улады, ён паспешліва паехаў з Пецярбурга, атрымаўшы з канцылярыі універсітэта толькі частку дакументаў і не атрымаўшы астатніх таму, што яны былі ўжо ў руках паліцыі».
Усё гэта, вядома, фантазія. Па-першае, няпраўда, што ў спісах пацярпеўшых за «беспарадкі» студэнтаў няма прозвішча Багушэвіча. Па-другое, няпраўда, што Багушэвіч уцёк з Пецярбурга і не атрымаў тых сваіх дакументаў, якія былі ў руках паліцыі.
У тым-жа Дзяржаўным гістарычным архіве Ленінградскай вобласці, у тым жа фондзе № 14, дзе захоўваецца і справа № 95, але ў другой звязцы (№ 3897). захоўваецца «справа» № 12/31-а канцылярыі па студэнцкіх справах С.-Пецярбургскага універсітэта.
Аб беспарадках. Пачата гэта справа 13 лютага 1861 г. і скончана 16 красавіка 1864 г.. Вось у гэтай справе на аркушы 96 і знаходзіцца копія адносіны № 2479, пры якой былі адасланы обер-паліцмейстару дакументы Багушэвіча.
Адносіна датавана 17 кастрычніка 1861 г. ад імя рэктара універсітэта на імя С.-Пецярбургскага обер-паліцмейстара.
«Препровождая при сем по отдельным описям документы 31 студента поименован ных в прилагаемом списке и уволенных из С.-Петербургского Университета па распоряжению высшего начальства 9 сего октября, Я имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать распоряжение о выдаче упомянутых документов по принадлежности, под расписки на прилагаемых отдельных описях и затем возвратить мне эти описи с расписками получателей».
Адносіна падпісана рэктарам універсітэта. Там-жа на аркушы 97 знаходзіцца копія-чарнавік спіса студэнтаў, аб якіх гаворыцца ў адносіне.
(«Список студентов, уволенных по распоряжению высшего начальства из С.-Петербургского университета.
К отношению от октября 1861»).
На аркушы 98 значыцца і прозвішча «Богушевский Франц». У граФе аб запазычанасці напісана: «Никакой недоимки не имеет. По библиотеке требований не имеется». Ясна. Багушэвіч звольнены з універсітэта яшчэ 9 кастрычніка, г. зн. на 24 дзень пасля паступлення. Згодна парадку звальнення студэнтаў за ўдзел у «беспарадках», дакументы выдавалі толькі праз паліцыю. Вось для гэтага яны і былі накіраваны обер-паліцмейстару.
На аркушы 430 «справы» № 12/31-а знаходзіцца опісь дакументаў Багушэвіча і распіска ў атрыманні іх.
Вось гэтая опісь.
Богушевского Франца:
1. Аттестат Виленской гимназии, 1861 г. № 1097.
2. Свидетельство Виленского Дворянского Депутатского собрания 1861 г. № 362.
3. Метрическое свидетельство из Виленской Р. Католической консистории, 1861 г. № 3097.
Василевской части 3 кв., в доме под № 57, по 2-й линии.
Означенные документы получил
Дворянин Франц Казимирович сын БогуШевич
Выдал столонач. (подпись). 116 Паўстае пытанне: за што-ж, за якую віну звольнілі Багушэвіча з універсітэта?
Адказ на гэтае пытанне мы знаходзім у адносіне Пецярбургскага обер-паліцмейстара генерал-лейтэнанта Аненкова (аркуш 264), 26 кастрычніка 1862 г., г. зн. праз год пасля звальнення Багушэвіча з універсітэта, С.-Пецярбургскі обер-паліцмейстар генерал-лейтэнант Аненкоў, у адносіне № 2001, адрасаванай «в Временную комиссию, учрежденную для управления Императорским С.-Петербургским университетом», пісаў:
«Бывший Ректор Императорского С.-Петербургского Университета препроводил октябре м-це прошлого года к предместнику моему документы бывших студентов сего Университета, уволенных за непринятие матрикул, просил документы эти выдать по принадлежности и расписки в получении их доставить в Правление Университета.
Препровождая при сем именной список бывшим студентам, которым выданы С.-Петербургскою полицией доставленные Ректором документы, а также подлинные расписки сих лиц в получении документов в числе 170 штук, имею честь покорнейше просить Временную Комиссию о получении сих расписок меня уведомить».
Да адносіны прыкладзены
Распискам в получении документов быв шими студентами, уволенными из Университета в октябре м-це 1861 года, за не принятие матрикул».
У спісе пад парадкавым нумарам 137 значыцца «Богушевский Франц»
З гэтых дакументаў відаць, што Багушэвіч зволены з універсітэта за адмаўленне прыняць матрыкул. Багушэвіч зволены з універсітэта 9 кастрычніка 1861 г., а між тым 13 лістапада 1861 г. ён падаў на імя рэктара прашэнне аб звальненні, у якім піша, што той самы матрыкул, за непрыняцце якога зволены, не мог атрымаць з прычыны цяжкай хваробы і што пецярбургскі клімат не спрыяе яго здароўю. У чым тут справа? Для канчатковага адказа на гэтае пытанне патрэбны дакументы, якія пакуль што не знойдзены, калі наогул яны ёсць дзенебудзь. Можна думаць, што тым пасведчаннем ад доктара, якое Багушэвіч прыклаў да свайго прашэння ад 13 лістапада, яму удалося давесці ў паліцыі, што ён не датычны да «беспарадкаў» і тым самым атрымаць права, узяўшы дакументы, застацца студэнтам.
Яно, мабыць, так і было. А тое, што ён трапіў у спіс распісаўшыхся ў атрыманні дакументаў, магло стацца механічна. Аднак, як сведчаць рэзалюцыя і надпісы на прашэнні ад 13 лістапада, ва універсітэце не асабліва верылі ў пасведчанні доктара. У надпісу на прашэнні сказана: «Выдать свидетельство скорее», a рэзалюцыя гаворыць, што «свидетельство должно показать, что студент уволен по собственному прошению», што «по болезни не имевший возможности получить матрикул».
У звальніцельным пасведчанні, якое 17 лістапада атрымаў Багушэвіч, словы, якімі гаворыцца аб прычыне звальнення «По прошению», напісаны наўмысля вялікімі літарамі і ў разрадку. Калі прыняць пад увагу і той факт, што доктарскае пасведчанне Багушэвіч не пакінуў у справах, а забраў з сабой, то можна напэўна сцвярджаць, што «цяжкая хвароба» — гэта толькі удалы ход, а на справе не яна была прычынай ухода Багушэвіча з універсітэта.
Як вядома, першыя выданні твораў Багушэвіча вышлі не ў Расіі, а за мяжой. Зборнік «Дудка беларуская» надрукаваны ў Кракаве, у 1891 г., другое выданне ў 1896 г., а другі зборнік «Смык беларускі» у Пазнані, у 1894 г.
У 1898 г. у Віленскую ўнутраную цэнзуру паступіў зборнік апавяданняў Ф. Багушэвіча пад назвай «Белорусские рассказы Бурачка». Віленскі цэнзар не адважыўся сам даць дазвол Віленскай губернскай друкарні друкаваць творы Багушэвіча, хаця фармальнай забароны друкаваць творы на беларускай мове не было. Віленскі цэнзар, прыняўшы пад увагу забарону друкаваць кніжкі на ўкраінскай мове, вырашыў за лепшае запрасіць Галоўную управу па справах друку. У сваёй адносіне віленскі цэнзар запытаўся ў Галоўнай управе, ці можна друкаваць творы на беларускай мове, і адначасова выказваў спасцярогу, ці няма ў факце друкавання твораў на беларускай мове тэндэнцыі стварыць беларускую культуру і тым самым падарваць адзінства і палітычную магутнасць дзяржавы. Вось гэты дакумент. «Паколькі ў штаце Галоўнай управы па справах друку, пісалася ў адказе віленскаму цэнзару, — няма цэнзара для твораў на беларускай мове, пастолькі і няма каму цэнзураваць прысланы зборнік «Белорусские рассказы Бурачка», а без папярэдняй цэнзуры кніжку друкаваць нельга. Галоўная управа па справах друку, атрымаўшы адносіну віленскага цэнзара і рукапіс зборніка апавяданняў Багушэвіча, адказала віленскаму цэнзару чыста фармальна, не закранаючы тых палітычных пытанняў, якія ўзняў віленскі цэнзар. Гэта азначала, што Галоўная управа па справах друку фактычна забараніла друкаванне зборніка Багушэвіча.
Гэта была першая афіцыйная забарона друкавання твораў Ф. Багушэвіча ў Расіі. У 1907 г. беларуская выдавецкая суполка «Загляне сонца і ў наша ваконца», заснаваная ў 1906 r. у Пецярбургу, распачала выданне серыі «Беларускія песняры». Суполка заключыла умову з К. Пянткоўскім — гаспадаром друкарні, якая знаходзілася на Вялікай Пад'ячэскай вул. № 22. У тым-жа 1907 г. вышаў з друку першы том з серыі «Беларускія песняры», які склаўся з зборніка вершаў Ф. Багушэвіча «Дудка беларуская» (гэта было трэцяе выданне «Дудкі»). У 1908 г. у чацвертым томе «Беларускіх песняроў» вышаў другі зборнік вершаў Багушэвіча «Смык беларускі» (гэта было другое выданне «Смыка»). Як і ўся серыя «Беларускія песняры», так і тт. І і IV былі надрукаваны лацінкай. Кніжкі вышлі з друку і паступілі ў продаж. Трапілі яны і ў віленскія кнігарні. І вось тут-та і пачалася досыць доўгая гісторыя ганення на іх. Віленскі часовы камітэт па справах друку убачыў у факце надрукавання кніжак Багушэвіча палітычнае злачынства і парушэнне існуючых правіл аб друку і зараз-жа накіраваў абедзве кніжкі ў Пецярбургскі камітэт па справах друку, звярнуўшы увагу апошняга на «недазваліцельны» змест іх. Атрымаўшы зборнік Багушэвіча, С.-Пецярбургскі камітэт па справах друку зараз-жа налажыў на іх арышт. 8 кастрычніка 1908 г. адносінамі №№ 2332 i 2334 Пецярбургскі камітэт па справах друку паведаміў аб сваім рашэнні Пецярбургскага граданачальніка і ў абодвух адносінах прасіў яго зрабіць «соответствующее распоряжение». У той-жа дзень Пецярбургскі камітэт па справах друку адносінамі за №№ 2333 i 2335 паведаміў аб фактах налажэння арышту на кніжкі Багушэвіча пракурору С.-Пецярбургскай судовай палаты. У абодвух адносінах Пецярбургскі камітэт па справах друку пісаў пракурору, што «Мотивированное информирование» будет даслана дадаткова.
Разгляд зборнікаў «Дудка беларуская» і «Смык беларускі», а таксама і даклад аб іх на паседжаннях камітэта, быў даручаны цэнзару М. С. Вержбіцкаму.
16 кастрычніка 1908 г. цэнзар М. С. Вержбіцкі напісаў заключэнне на зборнік «Дудка беларуская», якое далажыў камітэту, а 19 кастрычніка ўжо было гатова і заключэнне на зборнік «Смык беларускі». С.-Пецярбургскі камітэт па справах друку цалкам згадзіўся з думкамі Вержбіцкага, зацвердзіў яго даклады і накіраваў іх ад свайго імя пракурору судовай палаты, як «мотивированное информирование», а копіі іх-у Галоўную управу па справах друку. Так узнікалі чатыры справы з іх дзве:
«По возбуждению судебного преследования против виновных в напечатании брошю ры на белорусском языке (польским шриф том) п. 3. «... Дудка беларуская Мацея Бурачка (Пранцышка Багушэвіча)...» і дзве — «О возбуждении судебного преследования против виновных в напечатании брошюры на белорусском языке (напечатано польским шрифтом) «... Смык беларускі, Сымона Рэўкі з-пад Барысава (Пранцышка Багушэвіча). Выданне другое папраўленае...»
Гэтыя справы захоўваюцца ў Цэнтральным Дзяржаўным гістарычным архіве ў Ленінградзе. (Фонд - С.-Пецярбурскі камітэт па справах друку, справа № 177, 1908 г.. Справа № 179, 1908 г., фонд-канцылярыя Галоўнай управы управы па справах друку, справа № 1607, 1908 г., справа № 1609).
У 1927 г. Яўгені Хлябцэвіч у артыкуле «Царскі суд над творамі Ф. Багушэвіча» (часопіс «Узвышша», № 3, 1927 г., ст. 147-150) «на аснове ўспамінаў» расказаў, як судзілі выдаўцоў зборнікаў твораў Багушэвіча і як адвакат Гольдштэйн абараняў іх. Хлябцэвіч, не маючы дакументаў, натуральна, не мог назваць дату i перадаць змест абвінаваўчага акта. У знойдзеных намі архіўных справах знаходзяцца ўсе тыя матэрыялы, якія леглі ў аснову абвінаваўчага акта. Так званы абвінаваўчы акт, аб якім гаворыць Хлябцэвіч, быў нечым іншым, як заключэннямі цэнзара М. С. Вержбіцкага, якія былі накіраваны пракурору судовай палаты ў выглядзе «мотивированного информирования» С.-Пецярбургскага Камітэта па справах друку. У названых вышэй архіўных справах знаходзяцца апрача рознай перапіскі: даклады цэнзара Вержбіцкага аб «Дудцы беларускай» і «Смыку беларускім», напісаныя яго рукою, чарнавікі адносін С.-Пецярбургскага камітэта пракурору С.-Пецярбургскай судовай палаты, машынапісныя копіі гэтых-жа адносін пракурору, якія пасылаліся С.-Пецярбургскім камітэтам па справах друку ў Галоўную управу па справах друку.
Названыя дакументы — першаразраднай каштоўнасці, і мы зробім з іх досыць вялікія вытрымкі, каб даць магчымасць даследчыкам карыстацца імі. Ніжэй мы публікуем паведамленне С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку пракурору С.-Пецярбургскай судовай палаты ад 24 кастрычніка 1908 г. за № 2495 па машынапіснай копіі, якая захоўваецца ў справе Галоўнай управы па справах друку.
М. В. Д.
С.-Петербургский
Комитет по делам
печати.
24 октября 1908 г.
№ 2495.
Господину прокурору С.-Петербургской судебной палаты.
Временный комитет по делам печати гор. Вильне препроводил в. С.-Петербургский Комитет по делам печати экземпляр брошюры на белорусском языке, отпечатанной польским шрифтом, под заглавием. Belaruskije Presniary, t. 1. Zahlane sonce u nasze wakonce!" Dudka Bielaruskaja Macieja Buraczka (Pranciszka Bohuszewicza), Cena 25 kop. 1907 Pieciarburh Drukarna K. Liantkouskaha, Wielka Padjaczeskaja wul. № 22 (Белорусские поэты. Т. І. «Заглянет солнце и в наше окошко» (так называется белорусское издательское товарищество, издавшее эту брошюру). Свирель Белорусская. Матвея Бурачка (Франца Богушевича). Цена 25 коп., 1907 г., Пецербург., Типография К. Пянтковского, Большая Падьяческая, № 22).
Брошюра эта представляет собою сборник стихотворений, написанных на темы из жизни белорусского крестьянина и поставляющих главнейшей своей целью — изобразить белорусса страдающим от произвола властей и угнетения панов. Указанная общая тенденция наиболее определенно отражается в отдельных четырех стихотворениях.
1. «Крещение Матюка» (стр. 30-33) ... В приведенном стихотворении приписываются казакам проступки, явно позорящие их воинскую честь, каковое преступное деяние предусматривается ст. 6, отд. VIII Закона, 24 ноября 1905 года.
Вместе с тем то же стихотворение возбуждает в крестьянах вражду к представителям власти, усугубляя тяжесть изображаемого произвола яркой окраской религиозного фанатизма польского крестьянина, ненавидящего православную веру. Преступление это предусмотрено п. 6, ст. 129 Угол. Улож., изд. 1903 года.
2. «В остроге» (стр. 58-62). В этом стихотворении повествуется, как крестьянин попал в тюрьму за уничтожение пограничного столба, который он случайно своротил, вспахивая свое поле, и затем порубил и сжег. Явился урядник, стал производить дознание и составлять протокол. «А я все смеюсь и говорю: ох, я очень боюсь тебя, что же этот гнилой столб твой брат или отец, что ты взялся так усердно писать протокол? Или может быть тот кол твой земляк, a то быть может он был какой-нибудь важный начальник, исправник или еще больший генерал? Бродяга! убирайся откуда ты пришел, у нас уже достаточно таких пришельцев, и каждый сгниет потому, что влез сюда, как кол, а срубленный пень сгинет там, где родился. Моя кобыла своротит всex вас, не надо и касаться вас, пусть только п...!» Собравшиеся крестьяне, говорится дальше, смеются, а урядник все пишет. «Я взял кнут, зашел сзади, да как дал уряднику три раза меж ушей; тут он закричал: «Караул, здесь разбой!» И снова записал, взял бумаги, как сел на коня, пустился, только пыль взвилась. Весь же народ со смеху ложился. Смеемся, а того не знаем, что урядник — начальник, не то, что наш брат. Через неделю сотник привез повестки, чтобы мы все завтра явились в усадьбу: там пан прилетел на тройке с звонком. Вот идем мы в усадьбу без малого две мили, а чего? Если бы мы знали, хотя бы во сне видели. Один говорит, что «вероятно, вышел указ, чтобы снять с нас какие-нибудь подати». другой — что земли прибавят или оброк простят за прошлый год, или хотя бы этот. «Врут бабы, что вернут назад епископа, или может быть будут сечь розгами панов за то, что всe попродавали немцам. «Никто не угадал, зачем зовут в усадьбу, никто не понял, с чем сотник приехал! Приходим в усадьбу — тот начальник здесь. Выходит к нам в сюртуке, спрашивает: «А за что вы, ребята, урядника вздули, едва попал домой?» «За то, мы говорим, что он слишком охоч что любит яичницу, курей, колбасы, что повадился он лазить по избам и вынюхивать, у которой муж служит в солдатах; как свинья хозяйничает в нашем огороде, влезет через дверь, уходит через окно; он слишком любопытничает, что у кого есть; не только в амбар, и в карман глядит; на поле столбики — к ним ему дело, а того он не поймет, где кривда, а где правда, он гад, когда пишет, a дела не делает; для нас он как козел в огороде». Начальник, повествует делее окончил допрос и написал постановление о заключении зачинщика в тюрьму и передании его суду по всей строгости закона. «Читает он это, а мне кажется: он насмехается над нашим братом и над правдой: ведь пред законом все равны и пан и мужик, а что же за важная птица урядник? Если он тронет кого-нибудь, так это ничего, этого же не тронь, как святого Георгия! Так я думал, а вышло иначе! Урядник на службе, тут дело другое: Ты береги его, как тот скулы, потому что он — то не он, а это параграфы, статьи и весь свод законов. Мужик же наш брат, тот везде — ворона. А мне кажется, что дурак и мошенник, пусть он будет хитер, даже слишком богат, пусть наденет мундир или иной жупан, все равно дурак дураком безголовым останется, a мошенника нюхом почует и собака и почет для него всюду будет одинаков. А присказка говорит, что бог не теля и из всей громады узнает крутеля! Законы же и мечты нашего брата, это ночь и день, это будни и праздник. Вот этих законов понять я не мог, за это теперь и попал в тюрьму. Здесь уже мне протерли глаза, и я понял, как заперли меня под замок... Вот и зовут меня на тот суд учить, как уважать и начальство, и кнут, и столб, что сгнил стоя при дороге, потому что начальство, кнут и столб этот дал бог!».
Изложенное стихотворение возбуждает резкую и ожесточенную вражду не только к отдельным представителям власти, но и вообще ко всему правящему классу, как явно негодному и ненужному и опирающемуся на законы, будто бы несправедливые и противные интересам крестьянской массы. Преступное деяние это предусмотрено п. 6, ст. 129 Угол. Улож
3. «Бог не поровну делит» (стр. 33-34) гласит следующее:
Зачем так устроено на свете, что не поровну делит бог? Один ходит в бархате, в золоте с головы до ног, а другому лишь бы прикрыться хоть тряпкой, - и то трудно; весь он просвечивается, как решето, одни заплаты, сплошная грязь! Один имет много домов, и больших, как будто храм, ввести туда хотя бы бога, и он оттуда не ушел бы, у другого в стене дыры, ветер ходит, дым и снег, тут де корова, свиньи, куры... Здесь муки, здесь и грех! Один едет в вагоне, тепло, мягко, только жить! А летит, как будто гонит вихрь, а он все спит! Другой в мороз и вьюгу, когда захватывает дыхание, ползет с узелками по дороге, в снегу по пояс. Этот хлеба и не знает, только мясо и пироги, и выбрасывает собакам все то, что не одолеет. А тот жует хлеб с мякиной, хлебает квас, живет и ест вместе с свиньей и пьет воду вместе с лошадью! Одному десятки слуг приносят доходу сотни сотен, руки у него как подушки, как кисель, дрожит живот! Другой, сам трудясь за десятерых, льет свой пот, весь высох, как облатка, стал тонок, как фитиль». Мысли, дополняющие изложенное, встречаются и в 4-м стихотворении под заглавием «Был в чистилище» (стр. 63). Здесь автор размышляет о том, когда лучше крестьянину, при крепостных ли порядках или при нынешних?» Там, говорит он, был оконом, комиссар и тивун, управляющий, лесничий, экономка, паны. И каждый имел право взяться за кнут, и каждый имел доступ к нашей спине... А теперь?.. Ой, что-то плохо выходит, теперь не больше ли стало панов? Не очень свободно при этой свободе, и стал я опять считать новых панов: староста, сотский, писарь, старшина, посредник, урядник, пристав и суд, мировой съезд, присуствие и сход... Со страху волосы встали дыбом, даже пальцев не хватило для этого счета, а ведь пальцами-то и приходится кормить весь этот народ!...»
Вышеуказанные два стихотворения резко противопоставляют неимущую часть населения классу богачей и намеренно внушают бедняку, что его тяжелый труд уходит на содержание притесняющего его господствующего класса. Преступное деяние этого предусмотрено п. 6, ст. 129 Угол. Улож.
На основании изложенного, С.-Петербургский комитет по делам печати постановил:
1) Привлечь к законной ответственности, по силе п. 6, ст. 129 Угол. Улож., изд. 1093 г. и ст. 6 отд. VIII Закона, 24-го ноября 1905 года, виновных в напечатании вышеназванной брошюры и 2) наложить на нее арест на основании ст. 3, отд. IV Временных правил для неповремённой печати. 26-го апреля 1906 года.
Сообщая о сем, в дополнение к отношению своему от 8-го сего Октября за № 2333, Комитет имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство возбудить судебное преследование против автора инкриминируемых стихотворений Матея Бурачка (Франца Богушевича), местопребывание которого Комитету неизвестно, а равно и против других лиц, могущих оказаться виновными по тому же делу.
Экземпляр брошюры при сем препровождается.
Подписал: За председательствующего. член Комитета граф Головин.
Скрепил: Секретарь Велене.
Центральный Государственный Исторический Архив в Ленинграде, фонд Канцеля рия Главного управления по делам печати. дело 1908 г. № 1607, л л. 2-5.
Копия верна: ст. научный сотрудник УГИАП (подпись).
Вышэй пададзенае заключэнне С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку на кніжку Ф. Багушэвіча «Дудка беларуская» было адаслана пракурору С.-Пецярбургскай судовай палаты 24 кастрычніка. Праз чатыры дні-28 кастрычніка 1908 года за № 2515 пракурору судовай палаты было накіравана заключэнне С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку і на кніжку Ф. Багушэвіча «Смык беларускі». Заключэнне пачынаецца тымі-ж словамі, што і заключэнне аб зборніку «Дудка беларуская», у ім таксама цалкам спісаны тытульны аркуш кніжкі, названа цана (20 кап.) і зроблен пераклад на рускую мову тытульнага ліста. Пасля гэтых фармальных дадзеных ідзе ужо разбор і характарыстыка зборніка «Смык беларускі» цалкам. Разбор і характарыстыку мы падамо тут цалкам.
Копия
M. B. Д.
С.-Петербургский
Комитет по делам печати
28 октября 1908 г.
№ 2515.
Господину прокурору С.-Пецербургской судебной палаты.
Временный Комитет по делам печати в гор. Вильне препроводил в С.-Петербургский Комитет по делам печати экземпляр брошюры на белорусском языке (напечатанной польским шрифтом) под заглавием Belaruskije Plesniary, m. VI, Zahläne sonce u nasze wakonce!". Smyk Bieloruski Symona Rejki s pad Barysowa (Pranciszka Bohuszewicza,) Wydanne druhoje papraülenaje, cena 20 kop.. 1908. (Белорусские поэты, Т. IV. «Заглянет солнце и в наше окошко» (так называется белорусское издательское товарищество), «Смычек белорусский» Семена Ревки из-под Борисова (Франца Богушевича). Издание 2-е исправленное. Цена 20 коп. 1908. Пецербург. Типография К. Пянтковского. Большая Подъячевская ул., № 22).
В названной брошюре, представляющей собою сборник отдельных небольших стихотворений, воспеваются радости и невзгоды жизни белорусского крестьянина, а также описывается положение господ, как класса правящего, богатого, тунеядствующего и притесняющего землепашца-крестьянина. В этом отношении останавливают на себе преимущественное внимание четыре стихотворения.
1. «Панская милость» (стр. 13-14). Здесь говорится, что богатый пан ехал морозной порой через лес, разбойник остановил экипаж, отнял у пана деньги и все при нем находившееся, а затем сел на панскую карету и поехал, пану пришлось бежать позади по трескучему морозу, и он взмолился к разбойнику, называя его милосердным и прося избавить от смерти; разбойник смилостивился и бросил просившему тулупчик. Пан со слезами целовал разбойнику в жи вот за то, что он спас ему жизнь куском тулупа; обещал молиться за него и детей, прославлять его доброту и дивиться, что он так поступил. Ой, это не первый такой разбойник и пан не последний, у которых все состояние добыто кривдой братней. И уже после таго, для славы, бросит какиенибудь объедки, вот и прослывет пан добрым, милосердным, редким».
2. «Обет» (стр. 14-15) гласит следу ющее: «Молись, бабушка, богу, чтобы я никогда не был паном, никогда не желал бы чужого; свое дело исполнял бы как следу ет; чтобы перед меньшими я не был высокомерным, а перед высшими не сгибал бы спины, чтобы я сам сознал свой грех и не находил бы вины в других; чтобы чужих жен я не вводил в грех, а свою любил бы, как надо; чтобы у меня дети были в послушании и весь век я был бы для них отцом; чтобы людей я считал братьями, а свое богатство признавал бы принадлежащим им; чтобы я готов был умереть за свой край и не посягался бы на отчизну других; чтобы я не абманывал своего бога и не изменял бы за деньги своему народу; чтобы я не пропивал свое добро и не ценил бы ни во что чужой труд; чтобы мне не брать дважды деньги за проданный клочек земли; чтобы мне пахать свою земельку и на ней умереть. Так проси ты у бога, моли, чтобы я никогда не был паном».
3. «He всем одна смерть» (стр. 22). В этом стихотворении выводится с одной стороны богатый пан, а с другой -бедный и больной мужик-калека, когда-то «первый подлиза у пана», а теперь всеми проклинаемый и доживающий свой век без радости. Пан здесь описывается следующим образом: «Жил пан во дворце богатый: не мог сосчитать своих денег: в подвале червонцев, что картофеля. Был он пан нехороший, но жил в большой роскоши: захочет, бывало, чтобы играли, так начинают потешать его музыкой; захочет, чтобы люди танцевали, так, бывало, танцуют, пьют и едят... А плакать, так плакали много, но иногда и плакать не очень-то давали. Пана боялись, как бога. А пил он, а ел, так о боже! Если бы он трудом заработал тот хлеб, то сразу в миску он вложил бы года три своих трудов. Ел он, пил, постоянно обижал народ и сдирал деньги, что только мог. Вероятно, он думал, что здесь вечная жизнь, но бог решил иначе». В дальнейшем говорится, что черти предназначили как пану, так и мужику место в аду и послали за ними смерть. Мужик умер спокойно, а пан coзвал докторов, рвал и метал и всё подгребал под себя деньги, наконец, заревел, как резанный вол, и тут черт схватил его душу.
4. «Своя земля» (стр. 30-33) следующего содержания: «О, своя земля помогает при всякой болезни. Я ведь не старый запасный солдат, и это знаю хорошо. Наша деревня зовется «Сяланичи». Деды некогда были униятами. Хорошая деревня: стоит при реке, и люди живут у нас без беды, легко достать дрова, есть сенокос. Но за веру так мы терпели не мало. Пристав вдоволь обирает и мучит нас, a поп тоже в свою очередь обирает. Как только, бывало, звонарь затрезвонит, так тут, как из земли, появляется пристав и насильно тянет нас из изб, гонит в церковь; прямо невозможно и жить в праздник. Но вскоре народ ухитрился: каждый встанет в праздник пораньше, поскорее оденется, обуется, помоется и марш в лес, как паны во время восстания. А там соберутся где-нибудь в лесной чаще, читают молитвы и искренно плачут; окончат молиться, тогда разойдут ся; вот и вся была тут их вера. Сами себя люди крестили водою, женились без брачного обряда... Много было беды с этим, и многое было людям на погибель. Наступила моя очередь идти в солдаты; принимали нас в нашей волости. Конечно все из нашей избы плачут, даже чужие провожают слезами. Мать дала в дорогу образок (католический), блинов с салом, я помолился нашему богу и еду со старшиной в набор». Далее рассказчик повествует, что он испытал тоску, но как только взял с собою горсть родной земли, тотчас почувствовал облегчение. «Сдали в солдаты», — продолжается рассказ. «В церковь. Присягать на верность!».-Ой, нет, говорю, я католик, я готов помогать людям и царю даю обещание, но только перед своим богом в костеле, как повелел бог в своей святой вере, ведь бог у меня в сердце, а вашему богу нужны бумаги» Все удивились. «Ты теперь стал глуп? Или ты таким с детства? Ведь и наша церковь это тебе не хлев? Все мы одного царя и бога?» Так, говорю! Но католическая вера имеет иные правила, чем русская; я присягну вам, присягну искренно, но по-своему и без добавлений. Долго таскали меня и гоняли, и поп тут говорил мне наставление, но я держался все больше и крепче; и сам измучился и их одурил. Все таки записали, что я католик и приношу присягу в костеле. Я скоро привык к военной службе и прослужил не менее десяти лет. Впоследствии послали меня в наказание за несколько тысяч миль, вон куда! Туда Макар и телят не гонял». Стихотворение оканчивается признанием, что горсть родной земли спасает на чужбине от болезней и напастей и наконец приводит на родину.
В изложенных стихотворениях противопоставляются друг другу два класса, с одной стороны - крестьянская масса, представленная подневольной и угнетенной, другой же-господа, изображенные жесто кимн, Нравственно низкими и грубыми людьми, выступающими в роли командующего класса лишь для эксплоатации безответного народа и для достижения собст венного благополучия.
Усмотрев в изложенном состав преступления, преследуемого п. 6, ст. 129 Угол. Улож., изд. 1903 г., С.-Петербургский Комитет по делам печати постановил: 1) привлечь к законной ответственности, по силе приведенного узаконения, виновных в напечатании брошюры и 2) наложить на нее арест на основании ст. 3, отд. IV Временных правил для неповременной печати 26 апреля 1906 года.
Сообщая о сем, в дополнение к отношению своему от 8-го сего октября за № 2335. Комитет имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство возбудить законное преследование против автора брошюры Семена Ревки (Франца Богушевича), местожительство которого Комитету неизвестно, а равно и против других лиц, могущих оказаться виновными по тому же делу.
Экземпляр брошюры при сем препровождается.
Подписал: За председательствующего член Комитета граф Головин.
Скрепил: Секретарь Велене.
Центральный Государственный Исторический Архив в Ленинграде. Фонд Канцелярии Главного управления по делам печати, дело 1908 года, № 1609, л. л. 2-4. 6 лістапада 1908 г. адбылося распарадзіцельнае паседжанне С.-Пецярбургскай судовай палаты па другому крымінальнаму дэпартаменту, на якім была заслухана адносіна пракурора i заключэнне С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку. Тут-жа былі разгледжаны і абодва зборнікі Багушэвіча (той самы суд, аб якім піша Хлябцэвіч). Судовая палата згадзілася з довадамі пракурора і С.-Пецярбургскага камітэта па справах друку і накладзены на кніжкі Ф. Багушэвіча «Дудка беларуская» і «Смык беларускі» арышт зацвердзіла. Згодна гэтаму рашэнню судовай палаты, выдаўцы і аўтар (дауно памершы ўжо) павінны быць прыцягнуты да крымінальнай адказнасці.
Пачалося следства, звычайная бюракратычная валакіта, якая цягнулася да 26 студзеня 1911 года. А тым часам гаспадар друкарні К. Пянткоўскі, старшым інспектарам «типографий и т. п. заведений, а также книжной торговли в Петербурге» у красавіку 1909 г. быў аштрафаваны на 50 руб. за тое, што «не представил в С.-Петербургский комитет по делам печати узаконенного числа экземпляров» кніжок Ф. Багушэвіча «Дудка беларуская» і «Смык беларускі», надрукаваных у яго друкарні.
Абедзве кніжкі Багушэвіча знаходзіліся пад арыштам больш двух год. Арышт быў зняты пракурорам С.-Пецярбургскай судовай палаты 5 студзеня 1911 г., дазвол на продаж быў дадзены толькі 26 студзеня 1911 г.
Так закончылася другая спроба царскай цэнзуры забараніць творы Багушэвіча.
Гэты твор знаходзіцца ў грамадскім набытку ў Беларусі і ЗША, бо тэрмін абароны выключнага права, які доўжыцца на тэрыторыі Беларусі 50 гадоў, скончыўся.
Падрабязней гл. у дакументацыі.
